клаудия шёнборн — солнечная и тёплая девочка, с нервами до предела натянутыми, с дрожащими от кошмаров руками и глазами бледными, несколько жизней будто бы видевшими, она, выросшая в семье проклятой австро-немецкой знати, не имеет ни одного шанса на счастливую долгую жизнь, типичную и простую, не осложнённую по своей сути, не катящуюся безостановочно в бездну, что темнее самой безлунной ночи.
клаудия стойкая, кошмары свои прячущая, руки сжимающая крепко-крепко, улыбающаяся счастливо, пусть и вымученно, пусть и пряча кипучую смесь чувств. у неё под глазами синим и фиолетовым усталость расцветает, кожа белая, прозрачная, кости наружу вместе с выпотрошенной душой; кости крошатся хрустят — недостаток кальция и сна.
прячется от воспоминания и от кошмаров на работе, ведь сама не может отпустить прошлое. у неё прямая спина, безграничное обаяние и удивительный дар. она проходит с неизменной улыбкой, потому что так её научили в детстве. чтобы ни случилось — улыбайся. даже если тебе хочется кричать от боли — стискивай зубы и улыбайся.
сколько же историй она слушает за день? сколько же людей через неё проходит в течении рабочего дня? у неё всё время постоянно расписано, ведь клаудия знает слишком много о том, как хранить чужие тайны.
→ балет был её страстью, жизнью, её единственной и великой любовью. танцевала страстно и самозабвенно, стирая ноги в кровь. казалось бы будущее уже давно определённо.
→ в шестнадцать лет стала жертвой изнасилования, что в дальнейшем и повлияло на выбор профессии. она помнит, как мужчина резко разорвал на ней чёрную майку и, расстегнув лифчик, швырнул его на пол. она глотала слёзы, когда он, навалившись на неё всем весом, грубо вошёл внутрь. она слишком долго просыпалась в холодном поту от этого кошмара.
→  не верит в религию, в иссуса и библию. ей не нравятся приметы и поверья. не верит в судьбу. никогда не ждёт свою родственную душу и всегда косо смотрит на тех, кто убеждён в обратном.
→ деликатные намёки поголовно замужних подруг вызывают лишь едкое желание выцарапать глаза, не более. словно тридцать лет — это как приговор с диагнозом «рак» в больничном листе; рак личности.
→ окружающие люди смотрят на неё и видят всё то, что отражает зеркало. и поэтому клаудия считает, что зеркала всегда лгут. они не способны открыть в ней хоть что-то, помимо милой мордашки.

здесь какое-нибудь красивое не обязательно немецкое имя, возраст около двадцати с лишним.
каждое утро просыпаешься с мыслью о том, что нужно что-то менять. чувствуешь ощущение скуки, которое преследует тебя уже много лет. по привычке завариваешь кофе, глядя в застывшее отражение в кружке, садишься за письменный стол. ты работаешь на одно мелкое издательство, публикующее книги для детей. тошно от глупостей, которые там пишут, но отказываться от работы нельзя. молчишь, но, кажется, что тебя сейчас разорвет от бесконечного потока мыслей. вертишь в руке жетон '6 months without drugs', посещаешь собрания в городской церкви, не упуская ни одной возможности накуриться. твои отношения — это еще тот список пропащих душ. кто бы ни был избранник на этот раз — он либо идиот, либо алкоголик, либо наркоман. реабилитироваться помогал отец, который молча слушал истории неудачной личной жизни. проводишь все больше времени на улице. видела всю подноготную берлина, скитаясь в совершенно разных направлениях. ночная жизнь тебе к лицу. не бывает принцесс, которые говорят избитыми фразами из мультфильмов, это только грейс келли была героиней, а ты говоришь странно или молчишь, много знаешь или скрываешь. нельзя быть просто хорошим или просто плохим, можно быть серым или грязным белым, но нельзя быть хиппи или готом без пятен, поэтому обнаруживая на себе их ты не удивляешься, жизненная философия — вещь дешёвая, но серьезная.